Поиск по творчеству и критике
Cлово "1981"
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 140кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: он, что я пропустил его первые страницы и назвал догадками его рассуждения о стихосложении древнем и новом; в недостатке доказательств отговаривается он пределами журнальной статьи, которые кажутся ему столько же тесными для рассуждений, как пределы октавы для эпической поэзии. Зачем же в тесноте такой помещать и Бонопартову поэму о Карле Великом, и арию из "Артаксеркса", и перевод Оссиана русскими стихами, которые все совершенно ни к чему нейдут? Зачем сперва главною причиною несходства стихов древних с итальянскими ставить длину слов, а потом словоизменения? Уж не вспомнил ли господин Сомов в эти две недели, что большая часть слов латинских и итальянских одни и те же, стало, равной длины, и потому эта причина в отношении к одному из двух древних языков даже не догадка, а хуже. Советует он мне перечитать и пересчитать все итальянские стихи: несколько трудно такой совет исполнить; и для чего? чтобы увидеть, по мнению господина Сомова, как мало итальянских стихов без рифм, и увериться, что это одни попытки! Далеко не зная всех, я знаю их множество, и приводил в пример господину Сомову около полумиллиона: либо он шутит, либо должен признаться, что такая попытка не шутка. Он отвергает примеры Каро и Чезароти, и вот почему: "о переводах ни слова: в них стихотворец не зависит от самого себя". Не то ли самое я говорю? Не о переводе ли между нами речь идет? Для чего же предложил я октавы, если не для "точного по возможности переводимых эпопей"? -- Это...
Входимость: 1. Размер: 140кб.
Часть текста: и «Элегия», — и он спешит записать «Водопад» в альбом Пономаревой. В августе месяце вернулся из-за границы Кюхельбекер. Он видел Германию, Италию, охваченную революционными настроениями; из Парижа он следил, как разворачивались события в Пьемонте, где была свергнута королевская власть и провозглашена конституция. Он сочувствовал восставшим и писал стихи о «ненавистных тудееках» — австрийских войсках, подавивших затем пьемонтскую революцию. В Германии он разговаривал с Гете и Тиком, в Париже — с Бенжаменом Констаном. Констан был автором знаменитого «Адольфа» и вождем либеральной партии; он устроил выступления Кюхельбекера в парижском «Атенее», и тот читал о свободе и деспотизме так, что старые якобинцы покачивали головой, опасаясь за судьбу молодого человека. Эти лекции действительно испортили отношения Кюхельбекера с патроном его, Нарышкиным, а русский посланник потребовал его выезда. Кюхельбекер вернулся с репутацией отчаянного либерала. Осторожность была не в его характере. Он читал в обществе «михайловцев» свои отрывки из путевого дневника и адресовал друзьям эллинофильские стихи. Разрозненное «святое братство» вновь собирается вместе. Кюхельбекер, Яковлев, Баратынский являются к Дельвигу. Он пишет в честь этой встречи «Дифирамб (на приезд трех друзей)»: О радость, радость, я жизнью бывалою Снова дышу! <…> Пришли три гостя в обитель поэтову С дальних сторон: От финнов бледных, Ледяноволосых, От Реина-старца От моря сыпучего Азийских песков. Три гостя, с детства товарищи, спутники, Братья мои! Баратынскому Дельвиг тогда ...